И почему я не удивляюсь?
После Кельна
Мигранты нащупали в Германии предел толерантности. Репортаж Виктора Агаева
www.kommersant.ru/doc/2887870По полицейским сводкам и газетным страницам в ФРГ гуляет арабское выражение taharrush gamea — так на Востоке называют "групповое сексуальное приставание к женщинам в публичном пространстве". Об этом "развлечении" арабских парней Европа узнала из репортажей с митингов в центре Каира в ходе "арабской весны" в 2010-м. А теперь познакомилась и на своем опыте
Виктор Агаев, Кельн
Журналисты классифицируют эти действия как сексуальные домогательства. Эксперты полиции, однако, подчеркивают: на публике такие попытки обнять женщину, пощупать ее совершают обычно жулики, чтобы отвлечь внимание и залезть в карман.
Как бы то ни было, вечером 31 декабря 2015 года со всеми этими проявлениями "тахарруш гамеа" познакомились немецкие дамы, оказавшиеся в центре Кельна: в первые дни нового года в полицию от них поступило свыше 500 заявлений. Примерно в половине речь шла о краже телефона, кошелька и т.д., а в остальных случаях — о попытках, засунув руки под одежду, проникнуть куда только удастся. Подробнее описывать это вряд ли уместно, но в опубликованном на днях отчете регионального МВД все названо своими словами и однозначно.
Праздник на площади
А начиналось все крайне невинно. Как у нас в Москве желающие встречать Новый год едут на Красную площадь, так и в Кельне тысячи людей собираются на площади между знаменитым собором и центральным вокзалом. Туда едут со всей Германии с семьями и с друзьями, чтобы погулять, запустить в небо фейерверк и выпить шампанского. Красиво, ярко, шумно, весело.
читать дальшеОднако на сей раз уже к раннему вечеру стало ясно: что-то идет не так. С 17 часов на вокзале, привокзальной площади и на ступенях, ведущих к собору, стали собираться молодые люди, по внешнему виду (мнение полиции) выходцы из арабских стран, явно подвыпившие или под воздействием наркотических средств. В 17:30 они стали бросать в толпу и в прохожих бутылки и пиротехнику. К 21-му часу, по данным полиции, на площади было около 500 человек, но реально, видимо, больше — толпа стояла так плотно, что пробраться через нее почти невозможно. Состояла она при этом исключительно из арабской молодежи и росла на глазах.
В 21:45. на помощь 150 сотрудникам местной полиции прибыли еще 70 из полиции федеральной, но их появление не впечатлило. Более того, в полицейских тоже полетели бутылки и пиротехника. Позже в интервью кельнской газете Express полицейские расскажут, как к ним, рыдая, подбегали женщины, которые были буквально раздеты арабами, пока прорывались через толпу. "Мы видели, женщин, которые пытались вырваться из толпы, но помочь им не могли, потому что мешала толпа мужчин". "Мы задержали 15 человек. 14 из них были сирийцами, один афганец. Один из сирийцев, когда ему заломили руки, кричал, что его пригласила фрау Меркель... У нас не было ни сил, ни времени, ни возможностей реагировать на все призывы о помощи..." Можно себе представить, что переживали женщины, оказавшиеся вдруг в руках арабских парней, если даже полицейские признались в своем абсолютном бессилии.
Тем не менее 1 января местные власти официально сообщили, что в целом все прошло нормально. Обер-бургомистр Кельна признала эксцессы 5 января, но подчеркнула: "Нет оснований винить беженцев". "У нас нет сведений о преступниках",— добавил шеф кельнской полиции.
Прошло еще два дня, прежде чем под давлением социальных сетей в СМИ стали появляться рассказы жертв и очевидцев, а политики стали перекладывать вину на полицию. Ее представители в долгу не остались и неожиданно для всех признались: им давно запрещено даже в протоколах указывать национальную принадлежность преступников, чтобы не будоражить общественное мнение. Например, вместо того чтобы зафиксировать, что очередную кражу совершили цыгане, полицейские должны писать: преступление совершено группой, не имеющей постоянного места жительства. Так же неожиданно рухнули и табу у журналистов...
До и после
"До Кельна" в соответствии с "Немецким кодексом прессы" можно было упоминать происхождение преступника только в том случае, если оно однозначно связано с совершенным преступлением. В противном случае указание на происхождение человека может "привести к укреплению предрассудков", записано в "Кодексе".
А вот "после Кельна" комментатор близкого к власти медиахолдинга Deutsche Welle ("Немецкая волна" — DW) "вдруг" понял, что "жители Германии, по крайней мере образованные, могут дифференцированно воспринимать происходящее, а потому у них вызывает раздражение любая попытка скрывать или приуменьшить важные нюансы, вроде национальной принадлежности преступника... Может ли человек избавиться от своего происхождения? Начать жизнь заново? Сомнительно, что молодые люди с кельнского вокзала способны на это",— пишет комментатор DW Керстен Книпп. Еще месяц назад такие мысли были бы крамольными.
Неожиданно дали слово, например, Лале Акгюн. Она психолог, еще недавно была депутатом Бундестага, занималась там проблемами интеграции. Акгюн надеется, что "после событий на кельнском вокзале многие поймут, что интеграция иммигрантов из исламских стран вряд ли возможна... Приверженцы этой патриархальной системы возвращают нас в VII век на Аравийский полуостров. Для них ислам — жизненная установка, которая диктует совершенно иное отношение к женщине, чем на Западе... В Германии женщины ведут не тот образ жизни, что проповедует Коран, утверждающий, что женщина по своей ценности равна половине мужчины..."
Напомним: до конца 1990-х ношение хиджаба в ФРГ считали обогащением мультикультурного общества. "А ведь хиджаб — это один из элементов подавления женщин",— напоминает Лале Акгюн, сама мусульманка. И добавляет: "Среди приверженцев ислама, только что прибывших с Востока, большинство считают женщин без платка девушками легкого поведения. Те парни, что приставали к женщинам в Кельне, другой системы ценностей не понимают и, главное, не смогут принять. Они — мусульмане, а значит, запрограммированы на исполнение определенной роли в семье и в жизни. Изменить это извне, перевоспитать их интеграционными курсами невозможно. Требовать от них уважать женщину или клясться на Конституции ФРГ, как это предлагают многие,— бессмысленно".
Подобные мнения экспертов, не понаслышке знакомых с проблемой, раньше звучали в СМИ крайне редко, а в парламенте вообще были немыслимы: в 2014-м, когда у власти оказались обе основные партии ФРГ — Христианский союз (ХДС/ХСС) и социал-демократы (СДПГ),— в Бундестаге, по сути, исчезла полноценная оппозиция. Ее ведущие представители — "левые" и "зеленые" — мало заметны: не входящие в правительство, они не обладают реальным весом в стране, не имеют поддержки широких слоев, и всерьез противостоять политике правительства Меркель не могут.
А потому, как и предсказывали эксперты, оппозиция возникла на улице. Точнее, в Саксонии и особенно в ее столице — Дрездене. Оппозиция пестрая, мутная и непредсказуемая. Это видно уже из названия, которое она себе придумала: Pegida — дословно: "Патриотичные европейцы против исламизации Запада".
До середины 2015 года эти слова были глупостью. Ведь исламизация по сути означает принуждение к исламу. Немцев же никто в ислам не тащит. А мусульмане — их в стране 4 млн (около 5 процентов населения) — как правило, дети и внуки гастарбайтеров, то есть турок, которых "завезли" немецкие политики и предприниматели в 1950-1960 годы для выполнения плохо оплачиваемых и тяжелых работ (шахтеры, чернорабочие, строители, литейщики и т.д.). Подавляющее большинство "немецких" мусульман — граждане ФРГ. 90 процентов из них (по данным Bertelsmann-Stiftung) считают не шариат, а демократию правильной формой правления. "Ислам — составная часть нашей культуры и жизни",— не уставали повторять немецкие политики. Не удивительно, казалось бы, что до конца 2014 года и понятия Pegida не было.
Но почему же тогда в январе 2015-го в Google было уже 20 млн сообщений на всех языках мира о движении Pegida? Почему в октябре 2014-го на первом митинге Pegida в Дрездене было всего 320 человек, а в конце января 2015-го — под 100 тысяч и с тех пор практически каждый понедельник в разных городах выходят тысячи, а то и десятки тысяч сторонников Pegida? Объяснение простое. Когда летом усилился приток беженцев из Сирии и пошли разговоры, что страну ждет приток миллиона мусульман, многие поверили, что Pegida права — начинается исламизация.
От беженцев до "народных дружин"
Почему беженцев вдруг стало так много, до сих пор непонятно. Известно лишь, что летом Турция ослабила контроль на своих морских рубежах и миллионы людей, ранее бежавших из Сирии в Турцию и живших там (порой годами) в лагерях, хлынули в Европу.
А поскольку в Конституции ФРГ есть обязательство давать убежище людям, спасающимся от насилия и войн, немцы начали готовить места для их размещения. Особого восторга от этого никто и нигде в стране не испытывал, а на родине Pegida, в Саксонии, начали гореть помещения, пригодные для размещения беженцев. Число сторонников этого движения резко возросло.
Ситуация резко обострилась, когда 8 сентября канцлер неожиданно и единолично изменила иммиграционную политику ФРГ и фактически всего Евросоюза, дав указание не применять в отношении беженцев из Сирии дублинский протокол. Напомним: это международное соглашение о том, что судьбой беженца должна заниматься та страна, где он впервые ступил на территорию ЕС. ФРГ окружена только членами ЕС. Если действовать по этому протоколу, то все, кто добрался до ФРГ, должны быть возвращены туда, откуда пришли — в Австрию, Чехию. А те должны их отправить еще дальше — в Венгрию, Хорватию, Македонию. А те — в Грецию. В общем, дублинский протокол "предлагает" постоянную пересылку беженцев из страны в страну. Так что 8 сентября Меркель фактически освободила соседние страны от необходимости разбираться с беженцами. Всех, кто хотел в ФРГ, стали без всякого контроля доставлять к немецкой границе. По 6-7 тысяч человек ежедневно. Сторонники Меркель уверяют: решение было вынужденным, альтернативой могли быть лишь пулеметы на границе.
Канцлер заявила: "Мы справимся". Правда, до сих пор не ясно, как. Сейчас вся надежда на Турцию. Она должна вновь перекрыть доступ беженцам в ЕС и взять обязательство забирать тех, кто попал в ЕС из Турции. Что может быть обещано взамен, непонятно. Скорее всего, туркам разрешат въезжать в ЕС без виз. Остается в повестке дня и давний сюжет о присоединении Турции к ЕС. Переговоры об этом ведет в основном Ангела Меркель.
Она же стремится добиться от партнеров по ЕС и общего ответа на ряд ключевых вопросов. Кто и какое количество беженцев примет у себя? Готовы ли члены ЕС организовать общую охрану внешних границ Союза или хотят охранять лишь национальные границы, то есть отказываются от Шенгенского договора, предусматривающего свободу передвижения людей, товаров, капитала? А это, в свою очередь, означает конец ЕС в нынешнем виде.
Споры по этим вопросам между разными странами и партиями не прекращаются ни на один день, но решение не предвидится, поскольку в ЕС нет способа заставить членов Союза исполнять общие решения. Вряд ли возможно даже сокращение помощи странам, вроде Польши или Венгрии, вообще не желающим принимать никаких беженцев.
Нет единого отношения к пришельцам и среди немцев. Их в этом вопросе можно разделить на три группы. Первая и довольно большая — оптимисты. Они искренне и наивно рады за беженцев и горды тем, что могут кому-то помочь. К таковым можно отнести и тех политиков и экспертов, которые верят, что нынешние иммигранты и беженцы — молодые, сильные, да еще с большим количеством детей — могут улучшить социальную систему, ведь Германия катастрофически быстро стареет и остро нуждается в молодежи, которая будет работать и платить взносы в пенсионный фонд.
Скептики, напротив, уверены: радость оптимистов быстро сменится раздражением, когда станет ясно, что новые соседи не готовы жить так, как немцы.
Третьи, их много во всех слоях населения, от водопроводчиков до профессоров, видят в происходящем лишь новую угрозу генофонду нации, ее культуре и намерены усилить борьбу с любыми иммигрантами. Ради этого они присоединяются и к движению Pegida.
Кстати, после новогодних событий число его сторонников существенно увеличилось. Они попытались даже провести свою демонстрацию в Кельне, скандируя "Меркель должна уйти" и грозя ей расправой. Демонстрация, на которую со всей страны съехались полторы тысячи человек, смогла, правда, пройти не более ста метров. Ее участники, видимо, ощущая себя победителями, начали оскорблять полицейских, швырять в них бутылки и камни. Поскольку на сей раз полиции было больше, чем 1 января, и даже больше, чем демонстрантов, она смогла быстро навести порядок. Но уже в понедельник пегидовцы появились в Лейпциге, причем на сей раз в демонстрации участвовали и откровенные неонацисты, совершившие по ее окончании налет на один из районов города. Там были разгромлены несколько магазинов, разбиты стекла машин.
В то же время в стране все популярнее становится идея создания народных дружин (Burgerwehr). Сообщается, что только в Дюссельдорфе эту идею уже поддержали 2,5 тысячи человек. Они уверяют, что готовы выходить на улицы в свободное время, чтобы наблюдать за порядком. Власти это движение не поддерживают, напоминая, что за общественную безопасность отвечает полиция.
Многое указывает на то, что 1 января стало началом абсолютно новой эпохи в Германии. Гамбургские социологи, специализирующиеся на "вопросах будущего" (BAT-Stiftung fur Zukunftsfragen), на основе опросов приходят к выводу, что в стране впервые за много лет преобладают негативные настроения: 55 процентов в ноябре сказали, что испытывают страх. Годом раньше в этом признавался лишь 31 процент.
На минувшей неделе, чтобы снять напряжение в обществе, правительство заговорило о необходимости принять целый ряд законов, которые должны усилить наказания за сексуальные домогательства (неважно, от кого они исходят), увеличить финансирование полиции, усилить видеонаблюдение в общественных местах, позволить полиции проверять документы без объяснения причин. А главное — упростить правила выдворения иностранцев, особенно совершивших какое-то преступление. На первый взгляд — революционные шаги, но присмотревшись понимаешь: все они противоречат или Конституции, или нормам ЕС. Не исчезает ощущение, что правительство по-прежнему действует хаотично и явно не знает, что делать дальше. 87 процентов немцев считают правящих политиков недееспособными.
Поэтому не удивительно, что, если бы в воскресенье были выборы, в Бундестаг попала бы и стала бы как минимум третьей силой новая националистическая и антиевропейская партия, тесно связанная с Pegida и называющая себя "Альтернативой для Германии".